В 1881 году Виктор Гюго — знаменитый романист — после похорон кузины Марго остался ночевать в одной из комнат ее особняка в пригороде Парижа. Писатель, уже немолодой, страдающий изматывающими головными болями и хронической бессонницей, вопреки обыкновению, мгновенно заснул примерно около полуночи. Проснулся внезапно ровно в три часа, которые показали стрелки каминных часов, освещаемых притушенной лампой.
Гюго встал с постели и принялся ходить по спальне, надеясь таким образом вернуть сон. Когда подошел к окну, выходящему на освещенную улицу, за спиной раздался стук в дверь. Удивленный поздним визитом, заподозрив, что с кем-то из гостей приключились неприятности, повернул ручку замка. «Это непередаваемо ужасно и одновременно феерически прекрасно. Распахнув дверь, я лицо а лицо, глаза в глаза столкнулся с покойной кузиной, которую короткое время назад оплакивал на кладбище. Сказать, что она была абсолютно живой — ничего не сказать. Она, мне кажется, была даже переполненной жизненными соками.
Собирательное определение ее состояния — здоровье цветущего возраста юности.
Она и блеском глаз, и упругостью полнокровной кожи лица, шеи, плеч, и легким ярким нарядом, явилась мне точно такой, которой я ее обхаживал бездну лет назад, будучи безнадежно влюбленным», — пишет Гюго и задается вопросом, не видение ли это, не сон ли наяву?
Не навеянное ли горечью невосполнимой утраты сомнамбулическое состояние? Что бы проверить так ли это, Гюго предпринял болезненное действие. Отвернувшись от неподвижно стоящей Марго, поднес ладонь к открытому пламени ночника, почувствовал боль сильнейшего ожога, такого, что вздулся волдырь. Призрак… Призрак не думал исчезать. В его внешности, впрочем, произошли заметные перемены. Истончился, поблек заметно «размываясь и дробясь», колебался в легких дуновениях сквозняка. Яркие краски платья существенно блекли, как бы рассыпались, «образуя пустоты по всему пространству фигуры». Подавленный, ошарашенный писатель онемел.
Призрак заговорил, громко, логически связывая слова. Короткий монолог прозвучал, как укор и оправдание: «Не проявив мудрости, мы легко мысленно расстались, хотя, могли бы, не разлучаться, не расставаться до последнего моего дня». Уже почти слившись с темнотой, призрак Марго, молвил: «Ошибка будет исправлена ровно через четыре года». Пророчество сбылось. Виктор Гюго скончался в 1885 году.
Тогда же, после «ночи волшебных видений», он принялся молить Господа, чтобы усопшая кузина каким-либо способом подтвердила, что «эмоциональные травмы бессонницы» — не следствие нервного перенапряжения, не бредовые галлюцинации. И подтверждение яви случившегося не заставило ждать. Домочадцы, в их числе писатель, ночами на протяжении девяти дней не сомкнули глаз, потому что из-за дверей запертой на ключ комнаты покойной слышались ее «характерные» шаги, звон стекла графина о стекло стакана, доносился запах настойки корня валерьяны и травы пустырника — успокоительного средства, которым постоянно пользовалась Марго.
Гюго настоял на том, чтобы осмотрели комнату. Что же увидели? Мебель сдвинута с привычных мест. Постельные принадлежности разодраны в клочья. Хрустальный кувшин, фарфоровая чашка, стеклянный мерный стакан расколоты. Напольный ковер пропитан настойкой валерианы и пустырника. Последнее — вообще из ряда самого непонятного, так как в доме никогда не хранили настойку в объемах не менее половины ведра, сумевших насквозь промочить огромный ковер. Запахи, шорохи, звуки продолжались в доме сорок дней.
Отметив сороковины за поминальным застольем, Гюго отправился на кладбище, чтобы скорбеть в одиночестве. В этот удивительно погожий солнечный осенний день идя по центральной аллее, он заметил двигающуюся в отдалении женскую фигуру. «Опять Марго, с ее, как в юности летящей походкой», — пишет Гюго, подчеркивая, что попытки приблизиться к кузине окончились неудачей, что когда стоял у свежей могилы. Марго, как ни старался, не замечал, несмотря на то, что был уверен в ее присутствии «в целом везде». На обратном пути к дому, идя по улице, среди прохожих он вновь заметил кузину. Более того, опередив, она вошла в особняк через парадные двери. Ночью Виктору Гюго приснилась Марго, «умопомрачительно прекрасная, противоестественно веселая», прикрикнувшая: «Уезжай! Меня здесь нет. Без меня ты здесь чужой». Писатель, которого пронзил могильный холод, подчинившись, покинул особняк. Более он в этом доме не бывал никогда, и Марго тоже никогда не появлялась перед ним «ни в каком виде».
Не менее занятно обстоит череда долгих, «до бесконечных пределов растянутых во времени мистических событий», кардинальным образом повлиявших на творчество бельгийского гения Шарля де Берио, до неузнаваемости изменившего его технику игры на скрипке. В 1829 году встретившись со своей будущей женой, обладательницей голоса изумительной красоты, знаменитой оперной певицей Марией Мелибран-Гарсиа, музыкант начинает совместное гастрольное турне по странам Европы. Успех был настолько ошеломляющим, гастрольный график настолько напряженным, что бракосочетание и рождение сына пришлось отложить на шесть лет.
Так как молодожены до фанатизма увлекались верховой ездой, всякий свободный час они посвящали ей, что привело к трагедии. Пытаясь укротить необъезженную лошадь, Мария попала под копыта и скончалась на месте. Шарль, не могущий помочь, был настолько шокирован, что временно потерял зрение и способность владеть левой рукой. Лишь только глаза стали видеть, а рука двигаться, спасаясь от безумия, он с головой ушел в работу. Концерт следовал за концертом, овации сменялись овациями. На одном из выступлений в Париже, публика, неоднократно наслаждавшаяся искусством Марии, объятая ужасом, покинула зал. Как же иначе, если скрипка идеально передавала тончайшие особенности неподражаемого голоса покойной певицы.
Поэт Генрих Гейне, присутствовавший на этом концерте, в «Музыкальной газете» отозвался недвусмысленно: «Я и на том и на последующих прослушиваниях не могу отделаться от представления, будто в скрипке Берио заключена душа трагически погибшей его супруги, и она поет, как прежде. Из тела скрипки льются нежные сладко-страждущие звуки». В свою очередь сам музыкант в кругу близких не уставал повторять то, что именно такое, не как прежде, пение инструмента, никак не относится к его мастерству, что из скрипки Антонио Страдивари теперь вытеснена душа креонтского творца смычковых инструментов душою незабываемой Марии. Однако посмертное присутствие рядом со скрипачом его жены этим отнюдь не закончилось. Оно гораздо непостижимее продолжилось на «иноземном, чужом погосте», когда Берио гастролировал в России, в Петербурге и с импресарио, неким Николаем Растоцким, поехал в Александро-Невскую лавру, чтобы полюбоваться архитектурой Троицкого собора, монастырских построек и роскошными надгробиями.
Об экскурсии, с которой скрипач вернулся потрясенным, и, по его же мнению, ставшей причиной окончательной слепоты и паралича рук, любимый ученик, тоже гениальный скрипач, «преданно любящий Россию, автор сочинений на русские темы» Анри Вьетан, рассказывал, что сначала Мария Малибран-Гарсиа в облике вполне живого человека, как бы скользила над землей. Двигалась почти вплотную с быстро движущейся каретой. В храме на службе, куда скрипач зашел из любопытства, она стояла рядом, пожимая его руку, до тех пор, пока рука не онемела, став холодной, как лед. В присутствии призрака то и дело гасли свечи, расставленные возле икон.
Вьетан пишет: «Учитель, неисправимый материалист, даже после этих демонстраций в Бога не уверовал, несмотря на то, что, по его уверениям, в Петербурге, куда бы ни отправлялся, в карете рядом всегда присутствовала покойная жена, которую, кроме него отчетливо видел сидящий в небольшом отдалении господин Ростоцкий. Публика на концертах тоже наблюдала, словно вырезанные из цветного картона, очертания призрака. Анри Вьетан не «сомневался в том, что причиной болезни и смерти учителя стало «неотступное опекунство гостьи из мира мертвых». Не могут не удивлять другие его слова: «Иногда, когда исполнял шедевры учителя, моя скрипка тоже пела голосом женским, голосом Марии, пение которой я слышал, следовательно, с моим идеальным слухом, путаница невозможна».
Из великого множества гипотез, претендующих на то, чтобы пролить свет на темные стороны феномена жизни после смерти, внимания заслуживают теоретические построения квантовой физики, в прокрустово ложе которых легко вписываются самые необъяснимые странности мироздания. Поэтому, видимо, не случайно ряд современных ученых, посвятивших себя изучению удивительных свойств квантованных миров, пространств, всевозможных полей и частиц, допускает возможность недопустимого, недоступного, невозможного посмертного бытия